29
Глава вторая
Христианское Средневековье
31
2.1 Римское право: права собственности и laissez-faire
Римское право, зародившееся в Римской республике и действовавшее в эпоху Римской империи и в Средние века, оказало сильнейшее влияние на правовую и политическую мысль и институты христианского Запада. Римское право в своем классическом виде разрабатывалось в I–III вв. н.э. В рамках частного права была создана теория абсолютного права частной собственности и свободы торговли и договора. Хотя римское публичное право теоретически допускало вмешательство государства в жизнь гражданина, в конце республиканского периода и в эпоху ранней империи подобное вмешательство не носило массового характера. Поэтому для более поздних веков права частной собственности и принцип laissez-faire стали фундаментальным наследием римского права, и в большой степени были восприняты странами христианского Запада.
Хотя в IV–V веках произошло крушение Римской империи, ее юридическое наследие сохранилось, оно воплотилось в двух великих собраниях римского права: это Кодекс Феодосия, обнародованный императором Феодосием в 438 г. н.э. и оказавший огромное влияние на Запад, и великий четырехтомный Корпус (Corpus Juris Civilis), обнародованный в 530-х годах н.э. на Востоке византийским христианским императором Юстинианом. В обоих кодексах особый акцент делался на том, что «справедливая» цена (justum pretium) есть просто любая цена, возникающая в результате свободного и добровольного торга между покупателем и продавцом. Каждый человек имеет право делать со своей собственностью все, что он пожелает и, следовательно, имеет право заключать договоры с целью передать в дар, купить или продать такую собственность; следовательно, любая свободно устанавливающаяся цена является «справедливой». Так, в Корпусе Юстиниана несколько ведущих римских юристов III в. цитируют высказывание юриста начала II в. Помпония, сделанного в духе классического laissez-faire: «При покупке и продаже естественный закон разрешает одной стороне покупать дешевле, а другой продавать дороже того, что вещь стоит; таким образом, каждая сторона имеет право перехитрить другую»; и «лицам естественным образом разрешается обманывать друг друга в цене покупки или продажи». Единственная проблема здесь — странная фраза, ставшая предвестником мрачного будущего — фраза о том, что «вещь стоит», в которой предполагается, что существует некая иная цена, отличная от цены свободного торга, выражающая некую «истинную ценность».
32
В этом отношении Кодекс Феодосия был более определённом, и в нем с предельной ясностью заявлялось: любая цена, которая устанавливается в результате свободных и добровольных торгов, является справедливой, за единственным исключением договора, заключаемого детьми. Насилие или мошенничество, как посягающие на права собственности, считались, конечно, незаконными. В Кодексе ясно говорилось, что незнание ценности блага покупателем или продавцом не является достаточным основанием для того, чтобы власти вмешались и отменили добровольно заключенное соглашение. Позднее Кодекс Феодосия был перенесен в Западную Европу, примером чему стала Вестготская правда, составленная в VI и VII веках, и Баварская правда начала VIII века. В Баварскую правду было добавлено четкое положение о том, что покупатель не может расторгнуть сделку на основании своего более позднего решения о том, что согласованная цена была слишком высока. Это laissez-faire аспект кодекса Феодосия позже стал частью христианского канонического права, будучи включенным в IX веке н. э в собрание «capitularies» (капитулярий) диаконом Св. Бенедиктом.
Хотя обнародованный на Востоке Кодекс Юстиниана в целом был выдержан в духе laissez-faire, в нем все же присутствовал некоторый элемент, который позднее разросся и стал оправданием нападок на свободный торг. В рамках обсуждения того, как суды могут оценивать имущество с целью возмещения ущерба, в Кодексе Юстиниана отмечалось, что, если продавец продал свою собственность дешевле, чем за половину «справедливой цены», то тогда он терпит «большой убыток» (laesio enormis), и продавец в этом случае имеет право либо получить обратно от покупателя разницу между первоначальной ценой и справедливой ценой, либо вернуть свое имущество по той первоначальной цене. По-видимому, это положение должно было применяться только в сфере недвижимости и было призвано компенсировать ущерб, в том случае, если власти каким-то образом узнавали «истинную» цену, и оно не оказало никакого влияния на законы нескольких последующих веков. Однако имело самые печальные последствия для отдаленного будущего.
2.2 Как ранние христиане относились к торговцам
В Средние века не только римское право оказывало влияние на экономические идеи. Двойственная позиция ранней христианской традиции также имела очень большое значение.
И в Ветхом, и в Новом Завете экономические вопросы едва ли находятся в центре внимания. Разбросанные по всему тексту высказывания на экономические темы противоречивы и могут пониматься неоднозначно. Громогласное порицание чрезмерной любви к деньгам не обязательно подразумевают враждебность по отношению к торговле или к богатству. Однако в Ветхом завете вновь и вновь повторяется один весьма примечательный, почти кальвинистский мотив, восхваляющий труд как таковой. В отличие греческих философов, презрительно относившихся к труду, Ветхий Завет наполнен проповедями о пользе труда: от «плодитесь и размножайтесь» книги Бытия до «Наслаждайся жизнью в своем труде, которым ты трудишься под солнцем» Екклесиаста. Как ни странно, эти призывы к труду часто сопровождаются предостережениями против накопления богатства. Позже, в II веке до н.э., иудейский автор апокрифической книги «Екклезиастик» заходит так далеко, что превозносит труд в качестве священного призвания.
В греческих списках библейского текста (александрийском, синайском, Ефрема Сирина) книга надписывается «Премудрость Иисуса сына Сирахова», каковое наименование перешло в славянский и русский переводы. В Ватиканском списке — «Премудрость Сираха», в Вульгате — «Liber Iesu filii Sirach, seu Ecclesiasticus» (не путать с «Liber Ecclesiastes»). Наименования: «Премудрость Иисуса, сына Сирахова» и «Премудрость Сираха» указывают на писателя книги (L:29; LI:1), а «Екклезиастик» — на её поучительный характер. — пер.
Те, кто занят ручным трудом, пишет он: «поддерживают целостность ткани мира, и их молитва содержится в самой практике их торговли». Тем не менее, стремление к деньгам им осуждается, и к торговцам он обычно относится с глубоким подозрением: «Купец едва ли удержится от соблазна, и торговец не будет признан свободным от греха». И при этом, в этой же книге «Премудрости…» читателя учат не стыдиться прибыли или успеха в бизнесе.
33
Отношение к труду и торговле ранних христиан, в том числе Иисуса и апостолов, было окрашено напряженным ожиданием неминуемого конца света и пришествия Царства Божия. Очевидно, что если человек ожидает приближающегося конца света, то он не склонен проявлять терпение и заниматься такими видами деятельности, как инвестирование или накопление богатства; скорее проявится склонность вести себя подобно цветам полевым, последовать за Иисусом и забыть о мирских делах. Именно в этом контексте мы должны понимать знаменитые слова Святого Павла «любовь к деньгам есть корень всех зол».
В книгах Нового Завета, авторство которых приписывается св. Иоанну и которые датируются примерно 100 г. н.э., автор ясно дает понять, что христианская церковь отказалась от идеи неминуемого конца света. Однако эллинистическое наследие и Евангелия способствовали тому, что отцы ранней церкви пересмотрели свои взгляды на мир и на хозяйственную деятельность и принялись метать громы и молнии по адресу богатства и торговцев, стремящихся к накоплению этого богатства. Отцы церкви выступали против коммерческой деятельности, поскольку таковая обязательно несет на себе печать греха, ибо почти всегда сопровождается обманом и мошенничеством. Возглавил это движение мистический и апокалиптический Тертуллиан (160–240), выдающийся карфагенский адвокат, обратившийся в конце жизни в христианство и, в конечном итоге, основавший собственную еретическую секту.
Для Тертуллиана атака на торговцев и на стяжательство была неотъемлемой частью общей филиппики против светского мира, который, как он ожидал, в любой момент может оказаться на мели ввиду избыточного населения, поэтому скоро на землю обрушатся «эпидемии, голод, войны и разверзшаяся земля станет поглощать целые города», как ужасное решение проблемы перенаселения.
Два столетия спустя яростный Святой Иероним (около 340–420), получивший образование в Риме, однако подпавший под сильное влияние восточных отцов, провозгласил, что торговля порочна, поскольку выгода одного человека всегда достигается за счет потери другого: «Все богатство приходят от неправды, ибо если никто не потерял, другой не сможет найти. Следовательно, как я полагаю, общее мнение право, когда утверждает, что «человек богатый неправеден или является наследником неправедного».
И все-таки есть еще один звучащий диссонансом мотив, даже у самого Иеронима, который в то же самое время заявил, что «мудрый человек с богатством имеет большую славу, чем тот, кто обладает одной лишь мудростью», поскольку он может совершить больше добрых дел; «богатство не препятствие для богатого человека, который пользуется им правильно».
Из ранних отцов церкви возможно самое разумное отношение к богатству и стремлению делать деньги продемонстрировал уроженец Афин и восточный церковный иерарх Климент Александрийский (c.150–215).
Климент учил, что имущество должно использоваться для блага общества, и в то же время поддерживал частную собственность и накопление богатства. Он раскритиковал аскетический идеал избавления себя от своей собственности, назвав его глупым. Как мудро выразился Климент, затронув тему естественного закона:
«Мы не должны отвергать богатства, которое может принести пользу нашему соседу. Имущество создавалось для того, чтобы им владели; блага называются благами, потому что они действительно творят благо, и они были посланы Богом во благо людей: они всегда под рукой и служат материалом, инструментом для правильного использования теми, кто знает, как их использовать».
34
Климент также продемонстрировал свое трезвое отношение к бездомным беднякам. Если жизнь без имущества столь желанна, отметил он,
«… тогда вся толпа пролетариев, изгоев и попрошаек, живущих впроголодь, все эти жалкие изгои на улицах, хотя они живут не ведая Бога и Его справедливости, окажутся самыми благословенными и самыми религиозными и единственными кандидатами на жизнь вечную просто потому, что у них нет ни гроша за душой ...»
Самым значительным из отцов ранней Церкви был великий Св. Августин (354–430), живший во времена разграбления Рима в 410 г. и распада Римской империи, который смотрел в будущее, обозревая пост-античный мир, на который ему было суждено оказать значительное влияние.
Аврелий Августин родился в Нумидии в Африке, получил образование в Карфагене и стал профессором риторики в Милане. Приняв крещение в возрасте 32 лет, Св. Августин стал епископом в городе Гиппоне, неподалеку от Карфагена, в своей родной Северной Африке. Римская империя приняла христианство столетием раньше, при Константине, и Августин создавал свой великий труд «О граде божьем» в качестве опровержения обвинения в том, что принятие христианства привело к падению Рима.
Высказывания Августина, отражающие его экономические взгляды, разбросаны по всей книге «О граде божьем» и встречаются в других его произведениях, оказавших столь значительное влияние. Однако он со всей определенностью и, предположительно, независимо от Аристотеля, пришел к пониманию того, что цены, которые люди платят за блага, ценность, которую они придают этим благам, определяется не каким-то объективным критерием или рангом этих благ в природном порядке, но потребностями самих людей. Эту концепцию можно считать, по крайней мере, базисом теории субъективной ценности, которая в последующем будет разработана австрийской школой. Он также отметил, что желание покупать дешево и продавать дорого является общим для всех людей.
Более того, Августин стал первым из отцов церкви, кто высказал положительное отношение к роли торговца. Отвергая обычные святоотеческие обвинения торговцев, Августин отметил, что купцы оказывают полезную услугу, перевозя блага на большие расстояния и продавая их потребителям. Поскольку в соответствии с христианскими принципами «трудящийся достоин награды своей», то и купец тоже заслуживает компенсации за свою деятельность и за свой труд.
На обычные обвинения в том, что коммерческой торговле неотъемлемо присущи обман и мошенничество, Августин убедительно отвечал, что любые подобные обманы и вероломство оказывались виной не торговли, а самого торговца. Подобные грехи есть следствие порочности самого человека, а не его занятия. В конце концов, указал Августин, сапожники и земледельцы также способны на обман и вероломство, однако отцы церкви не осуждают их занятий, и не расценивают эти занятия в качестве зла как такового.
35
Эта фраза, снимающая с торговцев пятно имплицитного зла, оказала чрезвычайно большое влияние в последующие века, и постоянно цитировалась в период расцвета христианской мысли в XII и в XIII веках.
Менее значительным, но все же важным вкладом в общественную мысль стала сделанная Св. Августином переоценка отношения античного мира к человеческой личности. Согласно представлениям греческих философов индивидуальная личность должна формоваться таким образом, чтобы соответствовать потребностям и желаниям полиса. Диктат полиса с необходимостью означал статичное общество, которое не приемлет никаких инновационных предпринимателей, пытающихся вырваться из рамок существующего шаблона. Однако Св. Августин сделал акцент на личности человека, который стремится раскрыть себя и, следовательно, с течением времени прогрессирует. Таким образом, глубокое внимание Августина к человеку, по крайней мере косвенно, способствовало установлению такого отношения, которое благоприятствует инновациям, экономическому росту и развитию. Однако на самом деле христианские богословы и философы XIII века, развивавшие идеи Августина, не очень акцентировали этот аспект его размышлений. Какая ирония судьбы, что человек, подготовивший почву для оптимизма и появления теории человеческого прогресса, лежа на своем смертном одре, стал свидетелем того, как орды варваров осаждают его любимый город Гиппон.
Хотя Св. Августин положительно оценивал роль торговца, он также приветствовал, хоть и не столь тепло, социальную роль правителей государства. С одной стороны, Августин использовал и расширил притчу Цицерона, в которой показывается, что Александр Великий был просто-напросто пиратом, только с большой буквы, и что государство есть ничто иное, как крупномасштабная и оседлая банда грабителей. В своей знаменитой книге «О граде Божием» Августин вопрошает:
«И поэтому, если правосудие отброшено, какие могут быть царства, помимо огромных банд разбойников? Что есть разбойничья шайка, как не маленькое царство? Шайка тоже является группой людей, которыми посредством своих приказов управляет вожак, которые связаны рамками общественного договора и которые делят свою добычу в соответствии с принятыми законами. Если она постоянно пополняется отчаянными людьми, то эта чума распространяется в такой степени, что занимает территорию и определенное положение, захватывает города и подчиняет себе людей, и тогда она с большим основанием называется царством, и это название теперь принадлежит ей открыто, но не потому, что исключена алчность, но ввиду безнаказанности. Именно таков был элегантный и истинный ответ, данный Александру Великому неким пиратом, которого он захватил. Когда царь спросил его, о чем он думал, когда досаждал тем, кто плавает по морю, он ответил с дерзкой независимостью: «О том же, что и ты, когда ты досаждаешь целому миру! Ибо я делаю это, имея лишь небольшой корабль, и меня называют пиратом. А ты делаешь это, обладая огромным флотом, и тебя называют императором».
I. Saint Augustine, The City of God (Cambridge, Mass.: Loeb Classical Library/Harvard University Press, 1963), Vol. II, Book IV, IV, p. 17.
Тем не менее, Августин заканчивает тем, что одобряет роль государства, даже если это разросшаяся до огромных масштабов шайка разбойников. И хотя он делал акцент на роли индивида, в противовес полису, Августин, во вполне докальвинистском духе, подчеркивал также порочность человека и его развращенность. В этом падшем, порочном и грешном мире государственное правление, хоть оно неприятно и основано на принуждении, становится необходимым. Таким образом, Августин поддержал насильственное подавление христианской церковью Северной Африки ереси донатистов, по-настоящему веривших, в отличие от Августина, в то, что все цари обязательно являются злом.
36
Однако уподобление главы государства атаману разросшейся шайки разбойников в своем исходном антигосударственном контексте в конце XI века было возрождено великим папой Григорием VII в ходе его борьбы с королями Европы за проведение его григорианских реформ. Подобные горькие настроения протеста против власти государства время от времени возникали в начале христианской эры и в Средние века.
2.3 Каролинги и каноническое право
«Каноническое право» — закон, регулировавший деятельность церкви в эпоху раннего христианства. В Средние века взаимопроникновение церкви и государства часто означало, что каноническое право и государственное право были суть одно. Раннее каноническое право составляли папские декреталии, указы церковных соборов и труды отцов церкви. Мы уже знаем, что позднее каноническое право многое позаимствовало из римского права. Однако в каноническое право также было включено и нечто принципиально порочное: указы и нормативные акты («капитулярии») империи Каролингов конца VIII и IX вв.
С V по X века во всей Европе воцарился средневековый экономический и политический хаос и, следовательно, для развития политической, правовой или экономической мысли возможностей осталось мало или их не было вовсе. Единственным исключением стала процветавшая в Западной Европе Каролингская империя.
Самым значительным императором Каролингов был Карл Великий (742–814), наследники которого оставались у власти вплоть до конца IX века. В капитулярии за капитулярией Карл и его преемники обстоятельно формулировали нормы для каждого аспекта экономической, политической и религиозной жизни всей империи. Многие из этих норм затем были включены в каноническое право последующих веков, продолжая, тем самым, оказывать ощутимое влияние и после крушения самой империи Каролингов.
Однако основа, на которой Карл Великий выстроил систему своих деспотических законов, была шаткой. Так, первый Вселенский Никейский собор (325) запрещал священнослужителям всякое участие в любой хозяйственной деятельности, ведущее к «позорной прибыли» (turpe lucrum). Созванный Карл собор в Неймегене (806) возродил, значительно расширил и вновь навязал старую доктрину . Однако теперь запрет распространялся уже на всех, а не только на клириков, и границы определения были расширены — от мошенничества до всех видов жадности и алчности, сюда же относилось и любое неповиновение многочисленным нормам ценового регулирования Карла Великого. Любые рыночные отклонения от этих фиксированных цен со стороны покупателей или продавцов подпадали под обвинение в стремлении к наживе и, следовательно, . Как следствие, все спекулятивные покупки и продажи продовольственных товаров были запрещены. Кроме того, предвосхищая английское общее право, запретившее «forestalling» (скупка товаров заранее с целью контроля цен — пер.), были запрещены любые продажи товаров вне рынков или по ценам, более высоким, чем обычные рыночные цены.
Поскольку мотивом для английского общего права было вовсе не ложное стремление помочь бедным, но намерение даровать монопольные привилегии местным владельцам
37
рынков, поэтому весьма вероятно, что Карл Великий тоже пытался картелировать рынки, предоставляя привилегии их владельцам.
Всякая произвольная цена, установленная указом каролингских чиновников, считалась «справедливой ценой». Вероятно, эта навязанная цена часто была близка к обычной или текущей цене, сложившейся в округе; в противном случае было бы трудно представить себе, как чиновники Каролингов могли выяснить, какой должна быть справедливая цена. То есть предпринимались бесплодные попытки неэкономического характера заморозить все цены на основе некоего недавнего рыночного status quo.
Проблема в том, что позднее каноническое право позаимствовало идею о том, что установленная государством цена — это справедливая цена. Запрет любых цен, превышающих текущую рыночную цену, был снова введен погибшим в 884 году последним императором Каролингов Карломаном. А в 900 г. Регино Прюмский включил этот запрет в свой свод канонического права, и более чем столетие спустя в свой свод его включил Бурхард Вормсский.
Примечательно, что обеим противоположно направленным тенденциям права: теме кодекса Феодосия и государственническому Каролингов, как заметил на рубеже XII века епископ Иво Шартрский, нашлось место в обширном собрании, ставшим основой средневекового канонического права.
Там же, в том же собрании мы встречаем и точку зрения о том, что справедливая цена есть любая цена, к которой покупатель и продавец пришли добровольно, также находим противоположный взгляд, что справедливая цена устанавливается государственным декретом, особенно если это общая цена на обычных рынках.
2.4 Канонисты и романисты Болонского университета
Высокое Средневековье ознаменовалось коммерческой революцией XI–XIII веков, на протяжении которых торговля, производство и финансы процветали, уровень жизни заметно вырос, в Западной Европе сформировались институты торгового капитализма. По мере экономического роста и процветания также начали возрождаться каноническое и римское право, научная и общественной мысль.
В эпоху Высокого Средневековья источником и важнейшим центром исследований в сфере как канонического, так и римского права стал Болонский университет в Италии, расцвет которого пришелся на период с начала XII до второй половины XIII вв. В течение этих двух столетий и каноническое право, и римское, включая Кодекс Юстиниана, были возрождены в Болонье, взаимно влияли друг на друга и распространились по всей Западной Европе.
Обширный и наиболее полный свод канонического права, около 1140 г. был опубликован итальянским монахом Йоханнесом Грацианом, ставшим в Болонском университете отцом науки канонического права. С этого момента Декрет Грациана стал определяющей работой по каноническому праву, и до конца XII ученые Болоньи, известные как декретисты, разрабатывали, обсуждали и писали глоссы по работе Грациана.
38
Сам Грациан и его ранние глоссаторы заняли традиционно ревностную антикоммерческую позицию. Спекуляция, скупка задешево, продажа задорого — чисто коммерческая деятельность — считалась turpe lucrum и неизбежно увязывалась с мошенничеством.
Глоссаторами именовались прежде всего профессора римского права в Болонском университете и их ученики, занимавшиеся изучением этого права в течение XII и XIII вв., названные так по преобладающей форме своих трудов, глоссе. Сочинения глоссаторов, как и их преподавание, имели различный вид. Кроме выяснения смысла отдельных слов и выражений (глосса в прямом значении), они иногда выясняли отдельные места путем примеров, извлекали общие положения из объяснений и т. д. — пер.
Первым декретистом, занявшим здравую позицию по отношению к деятельности торговца, был болонский профессор Руфин Ассизский, позже ставший епископом Ассизским, а впоследствии архиепископом Сорренто.
В своей (1157–59) к Руфин отметил, что ремесленники и умельцы могут покупать материалы дешевле, работать с ними, преобразовывать их, а затем продавать готовый продукт по более высокой цене.
Такая форма покупки задешево и продажи задорого оправдывалась расходами ремесленника и его трудом и считалась допустимой не только для мирян, но даже для духовенства. Но другой вид деятельности, практикуемый чистым коммерсантом или спекулянтом, покупающим дешево и продающим дорого, не преобразовывая продукт, был, согласно Руфину, под абсолютным запретом для духовенства. Однако профессиональный купец, не теряя при этом чести, мог участвовать в этих операциях, при условии, что он либо понес крупные расходы, либо был истощен тяжелым трудом. Однако чисто предпринимательское стремление совершать покупку дешево, после чего, когда рыночные цены станут выше, последуют продажа, Руфином безоговорочно осуждалось.
Это частичная реабилитация торговца со стороны декретистов был включена в важную 1188 года болонского профессора Хугуччио, в последствии избранного епископом города Феррара. Хугуччио полностью воспроизвел позицию Руфина, однако перенес акцент оправдания торговца с труда и издержек на те действия, которые обеспечивают потребности семьи торговца. Хугуччио сделал главный акцент не на объективных издержках, а на субъективных намерениях торговца, полагая, что они могут быть распознаны: является это просто жадностью или желанием удовлетворить потребности своей семьи? Очевидно, что Хугуччио, тем самым, предоставил для деятельности торговцев значительные возможности.
Кроме того, Хугуччио предпринял радикальную реконструкцию святоотеческих учений о частной собственности. С времен Хугуччио частная собственность стала рассматриваться как священное право, вытекающее из естественного закона. Собственность индивидов и общин, по крайней мере в принципе, должна была быть свободной от произвольного посягательства со стороны государства. Как «модератор» и «арбитр» своих собственных благ, индивидуальный владелец может пользоваться и распоряжаться ими по своему усмотрению, при условии, что он не нарушил общие правовые нормы. Правитель мог только экспроприировать собственность невинного субъекта, если того требовала «общественная необходимость». Конечно это положение было явным изъяном в системе прав, поскольку понятие «общественная необходимость» может быть и часто бывало весьма эластичным. Однако в целом эта концепция частной собственности стала огромным шагом вперед, по сравнению со святоотеческими учениями.
39
С конца XII века движение декретистов в каноническом праве уступило место школе декреталистов конца XII–XIII вв., которая опиралась на поток папских указов или декреталий. Поскольку папа является главой католической церкви, декреталии, исходившие от него или его Римской курии в Ватикане, автоматически включались в свод канонического права. Таким образом, каноническое право стало все сильнее отходить от Грациана и декретистов, который выстраивали закон, основываясь в основном на древних источниках. Однако и новые декреталии тоже не были произвольными; они основывались на раннем каноническое праве и выводились из него. Непрерывности процесса правотворчества во многом способствовал тот факт, что некоторые из тех пап происходили из Болоньи. Так, Папа Александр III (Роланд Бандинелли), который инициировал новый процесс декреталий, и который продолжительное время занимал папский престол (1159–1181), изучал право и богословие в Болонье и, вероятно, был там профессором и непосредственно общался с великим Грацианом. Известный ученый-правовед, автор ранней суммы по Декрету Грациана, Александр до своего избрания на папский престол был избран кардиналом и занимал должность канцлера папского двора. Еще один важный папский декреталист, папа Иннокентий III (Лотарио Конти, граф Сеньи), занимавший престол с 1198 по 1216 гг., изучал каноническое право в Болонье под руководством Хугуччио. Наконец, папа Григорий IX (Уголино де Сеньи), понтифик с 1227 по 1241 гг. собрал и опубликовал в 1234 году судьбоносные «Декреталии», в которые, в дополнение к папским декреталиям, вошел и Декрет Грациана, опубликованный столетием ранее. С этого момента «Декреталии» Григория IX стали стандартом работы по каноническому праву.
Декреталисты гораздо более благосклонно относились к торговцам и к свободному рынку, чем декретисты до них. Прежде всего декреталисты, вместо отрицательного святоотеческого отношения к купцам и торговле, начиная с папы Александра III и вплоть до Григория IX, разделяли отношение римского права к свободному рынку. К сожалению, это отношение не вполне соответствовало принципам faire кодеков Феодосия или даже Юстиниана. Поскольку, когда в начале XII века Кодекс Юстиниана попал в Болонью и в Западную Европу, французский автор Brachylogus значительно исказил смысл принципа laesio enormis (чрезмерного ущерба — пер.) Кодекса Юстиниана. Вместо применения концепции «справедливой цены», отличной от фактической цены, только при оценке ущерба (при сделках с недвижимостью — пер.), как в Кодексе Юстиниана, Brachylogus распространил эту концепцию с недвижимости на все блага, и с оценки ущерба на все фактические продажи. В интерпретации Brachylogus, если любая продажа, даже добровольная, были произведена по цене, меньшей половины «справедливой цены», тогда продавец имел право предоставить покупателю выбор: либо оплатить разницу между ценой продажи и справедливой ценой, либо расторгнуть договор; при этом покупатель возвращает товар, а продавец возвращает плату. Отметим, что это не являлось механизмом картелизации, поскольку ни третьи лица, ни государство не имели права вмешиваться, с целью обеспечить соблюдение laesio enormis; принуждение должно было производиться только в случае, если обвинение выдвигалось самим продавцом.
40
Римское право, развивавшееся на протяжении XII и XIII вв., в значительной степени является продуктом Болонского университета, в стенах которого в конце XI века Ирнерием была основана исследовательская школа римского права. В середине XII века юристы-романисты из Болоньи приняли расширительную трактовку brachylagus понятия laesio enormis. Около 1150 г. провансальский кодекс Lo Codi, популярная адаптация недавней болонской суммы, добавил еще одно, ставшее роковым, расширенное толкование принципу laesio enormis.
Lo Codi — ранняя «сумма» книг кодекса Юстиниана, написанная на старо-окситанском (старо-провансальском) языке, позже переведенная на латынь — пер.
Впервые это провансальская работа включала наравне с продавцами в число пострадавших от , когда цена продажи была значительно выше справедливой цены. В если покупатель заплатил вдвое дороже истинной или справедливой цены продукта, то продавец имел возможность либо оплатить покупателю разницу между справедливой и продажной ценой, либо расторгнуть договор.
Примечательно, что когда был сделан обратный перевод на латынь, эта новая расширенная, ограничивающая интерпретация, была в конце XII века добавлена в римское право. В частности, профессором римского права в Болонье Альберикусом в его свод канонического права.
Процветающий принцип получил свое предельное расширительное толкование в конце XII века в работе болонского воспитанника Петруса Плацентинуса. Плацентинус снизил максимально допустимую цену в полтора раза, по отношению к справедливой цене, и по достижении этой цены вступал в силу принцип laesio enormis. Это окончательное расширенное толкование было включено в работы трех великих болонских профессоров римского права XIII века: Азо (около 1210 г.); уроженца Флоренции Аккурсиса, оказавшего большое влияние. ученика и последователя Азо (около l228–60); и Одофредуса, ставшего в середине XIII века вершиной болонской школы.
Хотя в XII и XIII вв. католики действительно приняли тривиальную концепцию laesio enormis и, тем самым, значительно ограничили свободу договора и laissez-faire, однако в конце XII века они, по крайней мере, столь же отчетливо заявили о том, что в рамках laesio enormis свобода переговоров и свобода перехитрить другого должна быть полной. Начиная с папы Александра III, декреталисты многое почерпнули из этой традиции римского права.
Это означало, что теперь церковный закон берет на вооружение не только святоотеческие громовые раскаты в адрес торговцев , но также и имеющую противоположную направленность традицию полной свободы торга в рамках . Деятельность декреталистов достигла пика, когда «Декреталии» Григория IX получили новое развитие и трактовку в работах кардинала Генрика Гостезиса де Сегузо, в период с конца 1250-х и до 1271 года, года его смерти. Гостензис изучал каноническое и римское право в Болонье, преподавал в Англии и Франции и был кардиналом-архиепископом Остии.
Декреталисты оправдывали спекулятивные покупки и продажи, освобождая их от греха lucrum, принимая и расширяя линию Хугуччио, когда спекуляция считается допустимой, если спекулянт действует с целью удовлетворения потребностей своей семьи. В глоссе французского каноника доминиканца Уильяма Ренна (около 1250 г.), эта область свободы была расширена еще больше.
41
Действия торговца или спекулянта не считались греховными, если они не были обусловлены бессмысленной страстью обретения временных богатств. Если они совершались не для необходимого применения или полезности, но из любопытства, достигающего такой степени, что люди оказываются зачарованными фантазиями, подобно сорокам или воронам, соблазненных монетами, которые они находят и прячут. Определенно, что такого рода ограничения, которые в реальной жизни касаются лишь очень немногих людей, отстоят очень далеко от святоотеческого обличения коммерсантов и торговцев per se.
Другое послабление ограничений исходило от Алана Английского, уроженца Англии и профессора канонического права в Болонье, писавшего в первые два десятилетия XIII века. Алан заявил, что turpe lucrum (или ростовщичество, если на то пошло) не может существовать, если будущая цена блага в уме торговца не сформировалась. Неопределенность присутствует всегда, и не на только рынке. Внешний судья или орган власти тоже неспособен доказать, что торговец не пребывал в неопределенности, когда он покупал или продавал. По существу, тем самым снимались все ограничения на торговлю turpe lucrum или на спекуляцию.
При анализе прибылей бизнеса более поздние канонисты XIII века добавили к раннему оправданию прибыли ее понимание как затраченный труд плюс издержки. Элемент риска также присутствует в любой бизнес-ситуации. Рост цен, как следствие риска, впервые получил оправдание в известных комментариях канонического права папы Иннокентия IV (Синибальдо Фиески, графа Лаваньи), опубликованных между 1246 и 1253 гг. Прежде, чем стать папой, Иннокентий, уроженец Генуи, изучал римское и каноническое право в Болонье, был профессором римского права в этом университете, и, наконец, стал кардиналом и известным государственным деятелем.
Если цена сделки выходила за пределы определенной зоны значений выше или ниже справедливой цены, и такая сделка признавалась греховной и незаконной, то тогда церковь и власть должны найти способ понять, какой должна быть справедливая цена. До XII и XIII вв. это не было проблемой, поскольку доктрина laesio enormis в реальной жизни не применялась. Решение каноников и романистов, схожее с доктриной Каролингов, состояло в том, что справедливая цена была подвижной, текущей, обычной рыночной ценой (communis aestimatio). Это означало либо конкурентную, обычную рыночную цену, в противоположность отдельным изолированным сделкам, либо могло относиться к ценам, установленным государством или гильдиями, привилегии которым дарует государство, поскольку такие элементы управления будут посредством строгих законов определять цену de jure. Вероятно, что санкционировать или даже признать любые цены черного рынка, нарушающие подобные правила, было ниже достоинства этих юристов.
Плацентинус в конце XII в. использовал этот критерий в римской юриспруденции, и точно так же поступил, в частности, Азо в начале XIII в. Азо был достаточно либерален, чтобы считать «справедливой ценой» цену продажи, равную цене любой другой сопоставимой продажи, однако Аккурсис, а после него Одофредус — явно ссылались на общую или среднюю рыночную цену, как на стандарт справедливости. Как выразился Аккурсис, «вещь оценивается по той цене, за которую ее обычно можно продать».
42
Юристы-канонисты приняли тот же критерий для справедливой цены. Влияние практики Каролингов и намеки на Устав Св. Бенедикта VI века проявились в работе каноника конца XII века и ученика Грациана Симона из Бизиньяно, который впервые описал истинную цену благ как цену, по которой они обычно продаются. Той же позиции в XIII веке придерживались и декреталисты. Канонисты и романисты теперь были согласны с тем, что общая цена блага является его справедливой ценой.
Однако даже продвинутые канонисты XIII века были неспособны разрешить одну проблему. С одной стороны, они приняли позицию римского права, согласно которой всякий свободный торг является законным, за исключением определенной области значений выше или ниже «справедливой цены», в качестве которой они принимали текущую общую рыночную цену. Однако с другой стороны, они унаследовали от отцов церкви и предшествовавших им декретистов враждебность по отношению к торговым сделкам, в особенности к сделкам спекулятивным. Каким образом они могли разрешить это противоречие?
Как мы уже убедились, они могли частично ослабить степень осуждения спекуляции. Кроме того, начиная с XIII века и далее, церковь и ее адвокаты-канонисты почти разрешили эту проблему посредством весьма разумной доктрины «двух форумов», над которыми церковь осуществляла свою юрисдикцию.
«Внешний форум» — jus fori — разрешал общественную деятельность христиан в общественных церковных судах. Эти суды судили за преступления против церкви и ее общего права, придерживаясь во многом той же процедуры, какая принята в светских судах. С другой стороны, «внутренний форум» — jus poli — был конфессиональным, в нем священник судил отдельных христиан на основе их личного отношения к Богу. Два форума были самостоятельными и отдельными, соответствующие решения выносились на двух разных уровнях. Хотя предполагается, что церковь управляла обоими, один был внешним и общественным, другой частным и личным.
Доктрина двух форумов позволила каноникам разрешить кажущееся противоречие в каноническом праве. Принцип , принцип общего рынка, где ведется свободный торг, относится к сфере действия внешнего права и открытого суда, в которой, иначе говоря, свободный рынок может превалировать. С другой стороны, ограничения на коммерческую прибыль, превышающую трудовые затраты, издержки и риски — не являлись предметом рассмотрения государства и внешнего закона и были вопросом совести на исповеди. Еще более очевидно, что к сфере индивидуальной исповеди относились запреты, налагаемые на торговлю или спекуляцию на основе жадности, как выходящие за рамки почетной необходимости содержания своей семьи. Очевидно, что только сам человек в глубине души мог знать о своих намерениях; едва ли они были наблюдаемы для внешнего закона.
